© М.Яковлев. Время дороги

В самый наимедовый час вечернего солнца стояли мы на северной окраине Брянска, под стенами старого Свенского монастыря. Испросив через дежурного инока настоятельского благословения, въезжаем в обитель мимо тяжёлых решётчатых врат, и встаём на каменистой площадке перед надвратным храмом. Приехали. Пустынно и тихо... Проплыли над травами двое монахов. В храме открыты окна, и оттуда, о чём-то жалея, о чём-то жалуясь, - пение... Нам навстречу, приподнявши рясу и семеня ногами в сандалях, бежит монашек с глазами небесного цвета... Я настолько поражён им, всем каким-то сквозным существом его, что не сразу понимаю, о чём он так радостно сообщает нам...

- ...Сейчас, сейчас выйдет... - возвращаются в памяти его слова.

Ждём, продолжая разглядывать монастырь, не так уж и долго, обернулись, видим - идёт.

Настоятель грузноват и насмешлив, и рука его здесь на всём.

- А, фарисеи-книжники прикатили...

- Они самые, батюшка, благословите.

Он вышел к нам в белом холщовом подряснике, уселся по-хозяйски на скамье под навесом, приказал поставить к нему коробки с образцами.

То ли барин, то ли играет в него, а моё дело маленькое: ставлю перед ним коробку. Он берёт книгу и просматривает каждую с комментариями. Вокруг него плотное полукольцо из братии. Чуть ли не в рот ему смотрят. Ещё подошли...

И как это у него очки на кончике носа держатся?

- Ты смотри, он уж и книгу накропал! - вертит брошюрку...

- Кто, батюшка?- склонился к нему объёмнейший монах.

- Да вот, узнаёшь? Любитель поплакать. Как начнёт на проповеди, так все бабы за ним в рёв, часа на полтора...

Моё дело маленькое.

Неожиданно влезает пожилой нервный мужчина с потрёпанной сумкой, видно, ходок, жалуясь на кого-то из здешних монахов:

- Невозможно стало с ним, ни по писанию, ни вообще, и про клонирование - ведь это же сатанизм, а он смеётся... Интересно ему, видите ли, что у них получится! Я говорю, людям объяснять нужно, ведь не интересуются, не ходют на службы! А он говорит: "Я и сам стоять не люблю", - и это монах?

Настоятель заказывает мне пачку молитвословов и пять штук "Тропариона для клира и мирян".

Но ходок не унимается:

- Вы знаете, я думаю, монастырь - это не для него. Вы знаете, что он сказал? Что он и уйти бы рад отсюда, "тяжко" ему здесь, видите ли, да только там на работу, говорит, ходить надо, да ещё пойди найди её, а здесь хоть кормят... Представляете? Такое вот!

Он нагнулся, пытаясь заглянуть в лицо настоятелю. Тот с невинно поднятыми бровями читает.

Братия стоит в улыбках...

- Я принёс тут специально из святых отцов, из Златоуста, Макария, хочу показать ему, я отметил тут, и вообще я хочу ему всё сказать! Как хотите!

- Что ж, подите, подите, - настоятель мельком взглянув на меня, листает Кураева, - ему на пользу будет, подите...

Вот такой монастырь.

После ухода настоятеля предлагаю монахам книжку об умной молитве.

- У... это не для нас, - вздыхают. - Где уж нам Иисусовой молитвой...

- Тьфу-ты, дурак я, - ёрничаю, - нашёл кому предложить!

- Точно, - смеются, - нам бы в футбол погонять...

Прелюбопытнейшие монахи. А какой у них квас! Мы выпили по две полных кружки, и потом, когда уже стали располагаться на ночь в своей комнатушке, тот самый небесный монашек, принёс нам, "во славу Божию", ещё целую флягу!

Посреди монастыря лежит взорванный большевиками собор: гора чудовищных глыб. Кирпичи из них выковыривать бесполезно - монолит. Невольно думается, что разобрать и восстановить всё это под силу разве что титанам будет...

Вот и окончился день наш. День человеческий. Вспомнится ли когда-нибудь? Спит монастырь. Ночь звенит от цикад... Немота... Ложиться не хочется.

Проснулись мы поздно, проспав общую трапезу. Сполоснувшись до пояса под рукомойником, спешим на завтрак. Каша, хлеб, солянка и чай, что ещё нужно пустому желудку!

На выезде из Брянска установлен памятник фронтовикам-водителям - место почти беспрерывных гудков. Проезжая мимо, сигналим и мы, сигналим заодно и Брянску, и Александру Пересвету, и брянским полкам, и партизанам...

Перед нами белая линейка трассы, хочешь - жми до упора, было бы желание. Обогнавшая нас иномарка уверенно превращается в точку. Машины летят по трассе, как пули, "трассирующие"... Но если машины - пули, то фуры - это снаряды, и тот, кто впервые назвал её фурой, был прав, это именно "ф-ф-ура", особенно когда она промахивает тебе навстречу, отшибая тугой волной, - очень точное определение.

Мелькнули беспризорные озерца... Ищем заправку, бензин на нуле. Вот она, с "76"-м и почти свободна. В каждой области свои цены, и везде растут, но что делать, "кони хочут пить". Зато потом нам хоть куда.

Только отвалили с заправки, как справа показался из леса воз сена с лошадкой, кивающей в такт, которая идёт за мужиком, задумчиво ведущим её под уздцы. А на возу, наверху, двое мальчишек. О как блаженны они там, болтая о чём-то своем, на облаке тёплого сена, покачиваясь и смеясь, проплывая над землёй, над трассой, над суетой, над всем этим тревожным миром.

Калужская область. Притормаживаем и сворачиваем с трассы влево и углубляемся по худенькому шоссе в сторону небольшого тихого городка. Жиздра - на одной речке-жилочке с благословенной Оптиной... Есть в этой Жиздре храм, "лебединый", за высокой оградой, с рядами цветов на газонах, с дорожками, выложенными бетонной плиткой, с двухэтажным домиком справа, где на втором этаже - настоятельские покои и кабинет, а внизу воскресная школа, музей и кухня. Подвижный и отзывчивый батюшка в прошлый приезд наш с удовольствием копался в наших книжках, всё вздыхая и сетуя на скудость средств. Набрал тем не менее довольно солидную горку литературы, а после ходил и показывал нам свой музей (весьма любопытный, кстати), рассказывал что-то о своей воскресной школе и велел своим девчонкам накормить нас. Дом его тут же, рядышком, так что мы едем сейчас, можно сказать, наверняка. И как тогда, над крышами улицы, над зеленью лип и берёз, выглянул куполами тот самый "лебединый" храм. А вот и девчонки, те самые.

- Нету батюшки...

- Припахали батюшку нашего! - такая обида любви.

Вот те раз...

- Он в детском лагере, уж третью неделю.

Ну что ты будешь делать, осиротели сестрёнки. Вот ведь горюшко-то. Не пускают:

- Вы так не уезжайте, вы что! Идёмте, хоть чайку попейте с дороги.

Не могу сдержать улыбки.

- Мы сейчас чайник поставим, правда, - и сами заулыбались.

- Ну какой чай без батюшки? Вот вернётся, в следующий раз и посидим вместе.

Выходит, зря мотались? Так? А на душе птички поют!

Разворачиваемся назад, на шоссейку. Брынь, Думиничи... лесок... Попково. Справа по полю задумчиво выхаживает аист... Умница какая.