Литературный фонд журнала "Фома"

А.Митрофанова. Радость моя.

Мы рядом с храмом Иоанна Предтечи: обезглавленный, он претерпевал внутри себя то ли рай-, то ли гор-, то ли иной структурно значимый “ком”. Обшарпанные стены - словно рваная рана. Марина Евгеньевна достает волшебные картинки: церковь с большим правильным куполом, точно смеющаяся невеста из бабушкиного альбома. “Но это невозможно! - говорит Оля. - Никто не поверит, что это - одно и то же здание!”. Приходится верить.

Про то, что предстоит спуск в катакомбы, заранее нам не сказали. В обход опущенного шлагбаума Марина Евгеньевна подводит нас ближе к храму Иоанна Предтечи. Против него - высокий земляной порог, в нем дверь в подземелье. За нею катакомбные коридоры - сводчатые, рельефные и влажные. Понимаем ли мы, входя сюда, что века назад лопатой и киркой здесь у земли просили разрешения уединиться для молитвы?

“Вообще подземная церковь, кельи и ходы вместе составляют культурный комплекс Саровских пещер, - объясняет Марина Евгеньевна. - Мы знали, что где-то здесь они должны быть, но уже отчаялись найти... Когда по удару лопаты мы различили пустоту, шел последний день наших поисковых работ. ...Первые двое, кто вошел в подземелье, пробыли там сорок минут. Мы ужасно волновались. А им показалось - мгновение! Под землей время течет по-другому”.

Ходы освещены электрическими лампами. Их ровно столько, чтобы можно было разглядеть неровную поверхность каменно-землистых стен. Для остального лампы не нужны. Нужна тишина.

Келья. Выступы в каменной стене. Один - на уровне глаз человека тогдашнего среднего роста. Может быть, для иконы. Вот копоть на камне, ближе к своду. Наверное, от лампадки? Здесь еще выруб - что-то вроде скамьи. Это каменная постель. Монахи спали “не приложивши ребер”, то есть - сидя.

В подземном затворе пребывали годами. Братья приносили отшельнику скудную пищу, может быть, масло для лампады - вот и все общение с миром. Умом осознаешь, что оно так и было. Но сказать, что это постижимо... - вряд ли кто-то из нас решился бы.

А между тем, затвор для монаха был не просто добровольным - к этому стремились, просили благословения, чтобы молиться и жить в этих пещерах, и не всякий монах это благословение получал. Уход в подземелье - то, что сегодня может показаться тюремным заключением, - означал для монаха возможность познания Бога, богообщения. В затворе забывали о красоте земной - ради красоты горней.

И эта красота преображала людей. Даже для окружающих такая перемена была очевидна. Бывавшие на Афоне подвижники рассказывают: “Один афонский старец после того, как видел Бога и Его сияние, вышел днем из своей пещеры и стал спрашивать, почему никак не рассветет. Ему все остальное уже казалось темно”. Возможно, такое бывало и здесь... Холод и влага постепенно пробираются под одежду. Закаленные в боях острословия, мы отступаем перед физическим дискомфортом, кутаемся друг другу в свитера и жилетки. “А я долго могу здесь находиться, - говорит Марина Евгеньевна, - в темноте по-другому воспринимаешь эти кельи. Они все... разного цвета”.

Катакомбные коридоры узки - мы идем друг за другом - и непривычно строги. Здесь не хочется шуметь.

Мария Зонова, факультет международной журналистики, 2-й курс: Когда нам рассказывали о духовных подвигах саровских монахов-затворников, о том, как дух человеческий может все на свете верой своей превозмочь, меня это потрясло. Раньше, конечно, приходилось слышать абстрактное: где-то отшельник просидел в келье столько-то лет. Думаешь себе: “Ну просидел, и слава Богу”. Никаких особенных эмоций. Теперь же, услышав такое, я мысленно “увижу” образ этой кельи. Как там жили?.. Там, где по моим понятиям невозможно не получить хронический бронхит? Пара дней - и у тебя уж точно пневмония, а что через две недели?.. Монахи жили там годами. Это удивительно. Конечно, кто сегодня не слышал про самовнушение, про концентрацию энергии и прочие штуки, но... Дело-то в другом - ради чего эти люди уходили в затвор. Когда ты с этим соприкасаешься, воочию видишь места их молитв, - то ты это чувствуешь, и это очень сильное переживание.

Катя Забродина, факультет международной журналистики, 2-й курс: Когда там находишься, думаешь о подвижничестве тех людей, то невольно смотришь и на себя. И понимаешь, насколько ты существо несовершенное, сколько в тебе всякой гадости, насколько ты, лично ты, слаб. Еще понимаешь, что духовные глубины природы человеческой не изведаны нами до конца, и слаб человек лишь потому, что считает себя таковым, и ему удобно так считать. Достоевский сказал, что грех свой человек очень любит. И ведь действительно - любит!.. Я восхищаюсь этими монахами, смиренными, отважными. Больно, что их времена прошли. После катакомб солнечное тепло принимаешь как особый дар. Сорок минут мы пробыли под землей - не больше, и так уже стремимся обратно. Какова же та “жертва во спасение”, что по силам современному человеку?.. Вот он, личный опыт того, что есть духовная мощь и духовная немощь.

© Алла Митрофанова
© Ростислав Вылегжанин, Ольга Волкова, Сергей Коняшин, фото
© Фома-центр, 2003

Все материалы, размещенные на данном сайте, защищены законом РФ об авторском праве. Использование фотографий, рисунков, текстов или их фрагментов без письменного согласия администраторов и авторов запрещено.