© М.Яковлев. Время дороги

. Завязалась в уме игра слов с тульской "начинкой". Началась она с тульских пряников, торговлю которыми мы всё чаще стали наблюдать на подъезде к Туле. Вдоль дороги стоят торговцы, на столах у них горки огромных пряников, кто стоит, а кто-то и сидит на сТУЛьчике; встретился суТУЛый рабочий с лопатой; в "Волге", едущей впереди, лежит за стеклом фуражка с высокой ТУЛьёй; наконец, выплыл в памяти консул КаТУЛ, который, встретив впервые Августа (когда тот был ещё мальчишкой), предрёк ему великую славу, поскольку видел его во сне, сидящим на тучных коленях Юпитера, - и не ошибся: тиТУЛ императора пришёлся Августу в самый раз - он прославился любовью к порядку, искусствам и зрелищам, изъяснялся просто и не любил посТУЛатов... От него, между прочим, вёл свою родословную Грозный, кстати, в его времена морские карты назывались не иначе как порТУЛаны. Кроме того, Тульская область хороша уже тем, что в ней отродясь не водились таранТУЛы, впрочем, это словечко, может статься, ей родственно, если, конечно, применялся когда-то таран при осаде Тулы, и в таком случае "таран Тулы" - вполне уместное выражение. Любопытная складывается "литераТУЛа". И опять кстати: вот указатель на Ясную Поляну, стало быть, где-то там, за длинным ТУЛовищем холма приТУЛилось жилище Льва...

Самое время остепениться.

Честно сказать, я не принадлежу к числу поклонников Льва Николаевича. Однако именно он, своим всеохватным неуёмным словом открыл мне основное достоинство русской литературы, отличное от любой другой: наша классическая литература может сказать обо всём на свете, притом может сказать много лишнего, но она обязательно скажет о главном - она ищет не обстоятельства, не коллизии, не человека, как такового, она будет искать его живую душу, её боль, её дурь, её духовную правду. И в этом Толстой велик. Он прошёл свой путь громыхая, алчущим и бесстрашным даже в своих заблуждениях, и упокоился в литературе огромным Львом...

Город Тула, поблёскивая зазубринами микрорайонов, скрывается слева, в далекой дымке, а мы тем временем снова вливаемся в трассу, которая начинает все упрямее забирать на юг. Но цветастое имя Тулы всё-таки не отлетает, откликнулось, задержалось в памяти своей весёлой, просоленной мужицкой славой...

Жара жарой, но в положенный час обнаружило-таки себя подмывающее чувство голода, и мы стали внимательнее поглядывать по сторонам. Неожиданно справа появилось придорожное кафе с белыми пластмассовыми столиками под буйной акацией... Чего и желать ещё? Мы взяли пакет вишнёвого сока, пирожков и мороженого. Собачка-побирушка составила нам компанию, и мы с удовольствием общались. Как-то незаметно, не боясь быть непонятым, посыпался дождик, он побежал по листьям легко и тихо, глянуло солнце, всё заблестело вокруг, всё как-то обрадовалось... Мы стояли, не уходя, не опасаясь намокнуть, собачка сидела и смотрела на нас, разделяя общее настроение, и улыбалась...

Езда при сытом, но в меру желудке не причиняет хлопот - всем доволен и смотришь на всё с пониманием. Проехали Щёкино. Влево потянулась степь. Я почувствовал, как что-то отозвалось во мне, пока я смотрел туда, гулко толкнулось в груди... Куликово. Память этой земли не дала беззаботно проехать душе моей: будто попал под небо тех дней. Эхо Куликова поля. На этой земле всё было, она помнит.

Плавск мы обрезали с краю, так и не успев составить о нём впечатления. По правую руку - лесистые горбы и ущелья, и кажется, что за ними совершенно нехоженые, неизведанные места. Красивая земля. В ней, помимо всего затерялось где-то Спасское-Лутовиново - тургеневское гнездо. Иван Сергеевич подарил нам "тургеневских девушек", которые, несмотря ни на что, не вымерли, и бездомных скитальцев, искателей какой-то своей правды; а ещё природу, которую после Тургенева уже не назовёшь "равнодушной".

Молочные Дворы... Замечательный образ! Напротив них - Свободный Серп. Звучит как название триллера. Но надо представить себе эти сходки в эпоху коллективизации: крики, ругань, махорочный чад, голосования и пара десятков набивших оскомину вариантов типа "Красной Нивы", "Ленинского Пути", "Заветов Ильича". Но хотелось, надо думать, своего, не заёмного, и тут кого-то осенило: "Свободный Серп"! Ух, так и хочется поджаться. Ещё один городишко, Чернь. Удивительно, как это он уцелел после "Свободного Серпа"? Видать, не подыскали ему революционного имечка: поорали, помаялись, да и плюнули, и правильно сделали - всё лучше. Мценск. Отголосок Шекспира в нашем неистовом окаянстве. Остро отточенное словечко, цедится с языка с кислинкой, непонятное, но красивое. Опять всюду выпуклые поля и гребни лесов над ними.

Лошадки пасутся. То парами, то малыми табунками, не первый уж раз попадаются. Это добрый знак, даже радостный - оживает смекалистое наше крестьянство! Лошадок мы будем встречать и дальше, и в курских, и в брянских краях. Вот ещё одна у дороги. Стоит, мотнула головой, переступила. Любо смотреть на лошадь, что ни говори. Бог сотворил лошадь, человек - автомобиль. Лакированные сумасшедшие "мыльницы", напичканные электроникой, и живая грация. Понимающая, неприхотливая, не отравляющая природы, не несущая смерти. Да, не столь быстрая, не столь вместительная и комфортная, всё так, но попробуйте поговорить по душам с машиной, прижаться щекой к её щеке и увидеть умный сливовый глаз... А дизайн? Сколько ни вылизывай, ни закругляй, а жестянка - она и есть жестянка. А лошадь что стоит, что скачет, что просто шеей поведёт - глаз не оторвёшь; все линии законченны, изысканны, всё в гармонии.

Совершенство лошади непререкаемо. Совершенную машину человек сотворить бессилен, для этого, наверное, надо быть Богом