Литературный фонд журнала "Фома"

Василий ТРУФАНОВ

БЕРЕГА ЗОЛОТЫХ ОДУВАНЧИКОВ (страницы воспоминаний)
(Фрагменты)

В. Труфанову 49 лет. С 1997 года он состоит в Профессиональном Союзе Писателей Санкт-Петербурга. В настоящее время - сотрудник Православного Медико-Просветительского Центра «Жизнь» в Москве. Инвалид 1 гр. (ДЦП).

Интерес к живой Природе возник у меня очень рано, еще до школы. Это были далекие пятидесятые годы. Мы жили тогда на набережной Карповки. Наша квартира располагалась на пятом этаже. Из окна большой комнаты, иначе гостиной, открывалась панорама старой части Ленинграда, состоящая из множества плоских, остроконечных и других крыш различной архитектуры, - а вдалеке виднелся купол Исаакиевского Собора...

Так уж получилось, что во дворе я бывал редко. Из-за болезни мне трудно было ходить даже с посторонней помощью. Лифт в доме отсутствовал, и мама вынуждена была носить меня по лестнице на руках, а потом усаживать на трехколесный велосипед со специальным сидением и креплениями для ног. Во дворе я мог проехать на нем небольшое расстояние один и почувствовать себя хотя бы в некоторой степени самостоятельным. Когда мама таким образом выводила меня гулять, то нередко потом забегала домой, чтобы взять книгу сказок или веселых детских рассказов, садилась на скамейку и читала вслух. Скоро вокруг нас собиралась тесная толпа ребятишек. Мама читала громко и с выражением. Как-то одна девочка спросила: "Тетя, а вы что учительница или артистка?" "Нет, - ответила мама. - Я художница, но очень люблю детей". К сожалению, как я уже сказал, эти прогулки были нерегулярными. Они требовали от мамы слишком больших усилий. Папа целыми днями работал у себя в художественной мастерской и возвращался домой поздно. Надо сказать и о том, что мой папа Михаил Павлович Труфанов, известный живописец, фронтовик, участник боев на Курской Дуге, имевший двадцать восемь ранений, в те годы написал одну из своих самых значительных картин, под названием “Горновой”. До войны папа работал на шахтах Донбасса и хорошо знал жизнь шахтеров. У нас дома часто бывали его друзья, художники: Владимир Ветрогонский, Юрий Тулин, Давид Боровский, Федор Мельников, Тимофей Шевченко и многие другие.

Моя впечатлительность не знала границ. Бывало, как только я начинал разбирать свои игрушки, лежавшие в большом посылочном ящике, меня невольно охватывал страх. Я боялся увидеть "доминко". Этим малопонятным, а вернее сказать, совершенно непонятным словом назывался у меня маленький, бесформенный кусочек пластилина с темным отверстием посередине, затерянный где-то на самом дне ящика с игрушками. Неизвестно почему он внушал мне некое брезгливое чувство, смешанное с ужасом. Если мама брала "доминко" в руки, стараясь показать мне, что в нем нет ничего страшного, я отворачивался или принимался дико вопить. Мало того, когда мой двоюродный дедушка Сева вылепил из этого кусочка пластилина самолетик, я продолжал бояться даже самолетика и при первом же удобном случае отдал его насовсем своему товарищу Саше Синицыну, который приходил ко мне почти каждый день...

Детство чудесно само по себе, независимо от того, играешь ли ты в футбол с ребятами или сидишь дома в инвалидной коляске и наблюдаешь за повадками аквариумной улитки-катушки. В детстве всегда есть место прекрасному, что бы с тобой ни случалось.

У меня на столе стояла квадратная коробка снадписью "Природа". Я сам вывел эту надпись карандашом большими, неровными печатными буквами. Там лежали огромная, по моим тогдашним представлениям, серая снаружи и оранжевая внутри раковина рапаны, фарфоровый медведь и несколько крупных морских камней...

Учась в Ленинградской Академии Художеств, мама на время своих занятий отвозила меня в Киев, где на улице Льва Толстого жила моя бабушка, мамина мама... Когда дедушки не стало, бабушка была еще относительно молодой. Но она целиком посвятила себя заботам о доме и о детях и даже не думала как-то устраивать свою личную жизнь. Характер у нее был строгий и властный, как это, очевидно, и подобает генеральше. Ей нравилось, чтобы всегда и во всем был порядок. От меня она также требовала послушания. Разумеется, я по причине своей ограниченной подвижности не мог ни шалить, ни проказничать, как это часто делали соседские дети. И мое послушание сводилось к тому, что я просто должен был хорошо есть, учиться правильно себя вести и не слишком сильно докучать бабушке. Надо прямо сказать, что так как бабушка умела вкусно готовить, то с едой у меня все обстояло нормально. Кроме того, после обеда специально для меня у бабушки зачастую оказывалась припасена баночка клубничного или абрикосового варенья. Когда бабушка уходила в магазин и просила что-нибудь передать на словах Наташе, - моей тете, которая была на четырнадцать лет меня старше, - я охотно делал это. С Наташей мы вообще были в ту пору, что называется не разлей-вода. Она принимала во мне особенное участие...

С окончанием маминой учебы в Академии Художеств поездки в Киев стали все более нечастыми. И вскоре прекратились совсем...

Учиться я стал, как все дети, в семилетнем возрасте. Моя первая учительница Елена Ефимовна Тузова приходила ко мне на дом из сорок пятой средней школы. Однажды она принесла мне очень интересную книгу “Жизненный путь Марины”. В ней рассказывалось о летчице Марине Расковой, погибшей на боевом задании во время войны. Не знаю, почему эта книга оказала на меня настолько сильное впечатление, что мне самому захотелось тоже написать какую-нибудь книгу. Причем не просто написать, а сшить переплет и сделать красивую обложку. Мама посоветовала для начала взять блокнот и карандаш и попытаться изложить свои мысли на бумаге. Раскрытый блокнот приходилось каким-то образом фиксировать, чтобы он не захлопывался. Позже я стал писать в обычных школьных тетрадках в линеечку таких же, как и те, в которых готовил уроки по русскому языку. Это было гораздо удобнее. Но все равно тетрадка от моих резких непроизвольных движений то и дело ерзала по столу. И на нее непременно нужно было что-нибудь класть или ставить. Каждую фразу я начинал со слова “потом”. Вскоре, однако, мне удалось преодолеть этот существенный недостаток. Я записывал наблюдения за рыбками в аквариуме, вел дневник. Позже из этих наблюдений у меня стали получаться небольшие рассказы. А один раз я даже сочинил сказку об игрушечном клоуне, по имени Дядька Жорка. Когда мне было двенадцать лет в детской газете “Пионер Востока”, появился мой совсем маленький рассказ, под заголовком “Лес пробуждается”. Его поместил в эту газету папин друг, художник Михаил Котлов из Ташкента. С тех пор я начал серьезно заниматься литературным творчеством...

Мы с мамой открыли для себя поистине волшебный парк на Каменном острове, который, как оказалось, был совсем недалеко от нас. Каждое воскресенье, если позволяла погода, мама брала несложную еду, что-нибудь вроде бутербродов, и чай в большом темно-зеленом термосе с завинчивающейся пластмассовой крышкой-чашкой. Эта крышка была голубого цвета с белыми, расплывчатыми пятнами, как небо и плывущие облака. Из нее очень вкусно было пить холодное молоко. И мы уходили туда на целый день. Я ехал на своем велике. А мама лишь слегка придерживала руль. Вечером в субботу, накануне очередного похода на Каменный остров, я ложился спать со сладостным ощущением безотчетного счастья, когда мне хотелось смеяться и плакать одновременно. Гостиная с ее розовато-коричневыми обоями, служившая нам в то же время и спальней, понемногу погружалась в легкие сумерки, предшественники белых ночей. А перед моим мысленным взором, как наяву, возникали зеленые берега Каменного острова в ослепительно - желтых цветах одуванчика. И казалось, что каждое мгновение приближает меня к желанной прогулке...

С любовью и благодарностью я вспоминаю о тебе, Каменный остров!

Санкт-Петербург, июль-декабрь 1998 года, декабрь 2000 года.

Сангали. Документальная повесть. С иллюстрациями Т. Мухиной.

Страничка В.Труфанова на сайте "Самиздат" при эл. библиотеке М.Мошкова.

Берега золотых одуванчиков. Странички воспоминаний (полная версия).

Также мы просим обратить внимание на два обращения Василия Труфанова к своим читателям. Одно из них мы публикуем ниже. Второе находится в разделе автора на "Самиздате".

Меня зовут Василий Труфанов. Мне 49 лет. Я занимаюсь литературным творчеством и переводами статей с испанского языка. Сотрудничал с ГАООРДИ, с газетой «Русский Инвалид», некоторыми другими газетами инвапрессы нашего города, публиковался в таких журналах, как «Искорка», «Аврора» и «Нева», а также в журнале «Зоо-прайс». С 1997 года состою в Профессиональном Союзе Писателей Санкт-Петербурга. Люблю природу и животных. Увлекаюсь энтомологией. В настоящее время сотрудничаю с Православным Медико-Просветительским Центром «Жизнь» в Москве. Добрый, отзывчивый. Но у меня есть серьезные физические проблемы: я инвалид 1 гр. (ДЦП), передвигаюсь на коляске или с посторонней помощью.
Хотелось бы познакомиться с женщиной, близкой мне по интересам, (желательно здоровой или с незначительными физическими недостатками), которая могла бы понять мои проблемы, была бы верной и доброй. Цель - дружеские отношения. А дальше уж, как Бог даст.
Мой e-mail: trufanov@altasoft.spb.ru

© Василий Труфанов.
© Фома-центр, 2003

Все материалы, размещенные на данном сайте, защищены законом РФ об авторском праве. Использование фотографий, рисунков, текстов или их фрагментов без письменного согласия администраторов и авторов запрещено.