-1-
САНАТОРИЙ "ИСКРА"
В одиннадцатилетнем возрасте я попал в санаторий "Искра". Было это в Евпатории в начале шестидесятых годов.
Поместив меня туда, мои папа и мама первые дни не находили себе места и часами простаивали у каменного забора в надежде узнать, как мои дела. Они успокоились только тогда, когда увидели, что я сижу на веранде и кормлю другого мальчика, у которого совсем не действуют руки.
"Искра" была детским специализированным неврологическим санаторием закрытого типа, и поэтому никаких посещений и передач в нем, как правило, не разрешалось. Там лечили детей с последствиями полиомиелита, спастического церебрального паралича и энцефалопатии.
Дети были в основном неходячие - тяжелые, как говорили нянечки и медсестры. Многие из них вдобавок страдали сильными нарушениями речи. Некоторые, в том числе и я, очень болезненно переносили разлуку с родными. На следующее утро после поступления в санаторий с еще мокрыми от слез глазами я написал домой письмо, где была всего одна-единственная строчка: "Мама, день забирания 20 ноября". Ведь этого числа родители должны приехать и забрать меня.
Мне нравились те нянечки, которые чем-то были похожи на маму. Вначале в палатах стоял сплошной крик и плач. Хорошо помню маленького Петю, который был весь напряжен, как струна, и не мог поэтому ни ходить, ни сидеть, ни разговаривать, и к тому же он совершенно не владел руками. Его бабушка буквально умоляла врачей, чтобы ее устроили как сопровождающего для внука. Ведь Петя нуждался в особом уходе. Ей отказали,- как выяснилось позже, под предлогом того, что она была медиком. Петя, проплакав весь день, лежа на коврике в игральной комнате - посадить его на стул не было никакой возможности, - ночью - уже в палате - умер от бронхита.
Но мало-помалу, день за днем жизнь входила в привычное русло. По утрам нянечки умывали неходячих прямо в постели. Из палаты нас вели в столовую на завтрак. Дежурная няня останавливалась у окна раздачи и спрашивала повариху тетю Дусю: "Что сегодня для "протертых?" "Протертыми" на санаторском жаргоне назывались дети, которые совсем не могли жевать. Таких у нас в группе было двое, Галочка и Павлик. Для этих ребят приходилось отдельно готовить жидкую пищу - то кашу, то какое-нибудь овощное пюре. Потом мы шли в игральную комнату, а после групповых занятий принимали различные процедуры: рапные ванны, импульсный ток, массаж. На автобусе нас возили на грязи и только один раз за все время пребывания в санатории - к морю. Затем был обед, "тихий час", - когда мы снова ложились в постель и никому не разрешалось разговаривать, - полдник, вечерние групповые занятия и ужин. Еще нас лечили розовыми таблетками мидокалма, от которых у меня, например, никакого улучшения не наступало.
На отделении было три группы: младшая, средняя и старшая. На каждую из них приходилось по одному воспитателю и одной нянечке, не считая медсестры и методистки по лечебной физкультуре. Персонал работал посменно. Так как детских инвалидных колясок тогда не выпускали, то нянечкам и воспитательницам нужно было носить тяжелых детей на руках. Нянечки, а порой и воспитательницы кормили, одевали, обували и обихаживали тех из нас, кто был не в состоянии делать это сам.
КОНФЕТЫ
Я находился в средней группе. Наши воспитательницы Зоя Сергеевна и Валентина Григорьевна развивали у нас навыки самообслуживания и взаимовыручки. Так, ходячие ребята и девочки учились кормить и одевать неходячих. Несмотря на то, что я не мог передвигаться самостоятельно и с руками у меня было неважно, я тоже выбрал себе подопечного. Это был самый тяжелый по заболеванию мальчик в группе, армянин Андрей Исаджанян. Из-за постоянных мышечных спазм его руки были прижаты к груди, ноги не разгибались в суставах. А голова немного клонилась набок. Речь у него была нечеткой. Во время завтрака, обеда и ужина Андрейку сажали слева от меня, и я кормил его с ложечки. Трудности возникали только с компотом и чаем. Мне никак не удавалось взять кружку. И все же меня радовало, что я могу ему хоть чем-то помочь. И я всегда делал это с большим удовольствием.
Когда кому-нибудь приходила "вкусная" посылка из дому, что случалось не так уж часто, Зоя Сергеевна непременно спрашивала, хочет ли этот мальчик или девочка съесть все сам или же он поделится с товарищами. И не было случая, чтобы получивший посылку пожадничал. Однажды я проявил непростительную слабость. Андрейке прислали мармелад в красивой коробке, перевязанной синими ленточками. И Зоя Сергеевна, с его разрешения, раздала всем по две конфеты. Мне достались четыре засахаренные мармеладинки, двумя из которых я должен был накормить Андрейку, а остальные съесть сам. Поскольку я очень любил сладкое, то не заметил, как с наслаждением проглотил и свои и его конфеты. Андрейка долго и безутешно плакал... С тех пор прошло немало времени. Но и теперь при воспоминании об этом мне становится стыдно.
ДЕТИ В ГРУППЕ
Групповые занятия проводились в игральной комнате, иначе игралке, или на веранде, представлявшей собой большую лоджию, где стояли сдвинутые в ряд квадратные столы. Здесь под руководством воспитательниц мы рисовали, вырезали и наклеивали на листы бумаги цветные аппликации. А одна девочка, по имени Света, даже смогла выложить картину "Три медведя" из бордовых лепестков бархатцев. Света кропотливо трудилась над ней около двух недель кряду, как только выдавалось свободное от процедур время. И Валентина Григорьевна повесила ее картинку на стену. Руки у этой девочки были здоровые. Она ходила на костылях и сама надевала и зашнуровывала громоздкие ортопедические аппараты. Нянечка тетя Тоня говорила, что это домашняя наука.
Мы вместе пели, разучивали стихи наизусть. Девочки к празднику урожая мастерили бутафорские фрукты и шили платья. Однако настоящей дружеской привязанности ни у кого из нас не возникало. Хотя все мы были примерно одного возраста, но в то же время очень разными по степени и характеру заболевания. Физически и психологически мы подчас в большой мере зависели от окружавших нас взрослых. А имевшиеся у многих детей в группе расстройства речи также мешали нашему общению между собой.
Ходячие держались вместе. Их часто выводили гулять на территорию санатория. Мы, неходячие, сидели на веранде, привязанные к стульям с подлокотниками, чтобы не упасть от резких непроизвольных движений. Когда не было занятий, Саша Фролов лепил из пластилина самолетики, добродушный и слегка полноватый Игорь Коган рисовал, я читал какую-нибудь книжку или помогал читать Андрею Исаджаняну, перелистывая за него страницы. Сережа Хазаров своими неверными руками пытался соорудить башню из деревянного конструктора. При каждом его неловком движении башня с грохотом рушилась, и нужно было звать тетю Тоню, чтобы та собрала рассыпавшиеся по полу кубики. Светловолосая Лариса Горяинова вышивала и писала домой письма. Девочка Инна, фамилии которой я уже не помню и которая ходила, как в сомнамбулическом сне, держась обеими руками за стену, все время, словно нарочно, оказывалась возле нашего стола. "Ну вот, опять пришла кубики просить! - с досадой говорила Лариса. - Сережа, спрятал бы ты их, честное слово! Тебе же лучше. А то прицепится еще". Но как тут спрячешь, если не подчиняются руки, если не можешь взять игрушки, встать с места и уйти. Инна поворачивала к Сереже ничего не выражающее скуластое лицо и канючила каким-то вязким, заунывным голосом: "Отда-ай-й кубики! Отда-ай-й кубики!" Потом, пробормотав что-то себе под нос, перебирала руками по спинкам стульев и тихо удалялась. Иногда дело у них с Сережей доходило до драки. Причем первой всегда начинала Инна. Сергей лишь неумело защищался от нее. Тогда тетя Тоня и Зоя Сергеевна уже вдвоем спешили Сережке на помощь. Если Инна все-таки успевала схватить несколько кубиков, то, повертев их в руках и не зная, что с ними делать дальше, она почти сразу роняла их на пол. Она не понимала, что значит играть. Глаза у Инны были бесцветными и пустыми...
При всем том никто из нас не переживал из-за своей болезни. Мы с нею родились. И жили, словно в каком-то другом измерении, чем наши здоровые сверстники.
УКЛАДКА
И "ПРОКРУСТОВО ЛОЖЕ"
Самой трудной процедурой считалась ЛФК, то есть лечебная физкультура. В "Искре" был хорошо оборудованный спортивный зал с подвесными мячами, козлами и прочими снарядами. Поначалу методистка Галина Валентиновна брала меня туда на занятия через день. Мне очень нравилось ползать и кувыркаться на широком ковре, ударяя руками по любому из мячей, потому, что их можно было спускать на канатах почти до самого пола. Помимо спортзала, были и отдельные кабинеты ЛФК. В кабинете Галины Валентиновны стояло так называемое "Прокрустово ложе", специально оборудованная доска с ножной подставкой для ортопедических укладок. На нее клали ребенка, подверженного непроизвольным движениям. И пристегивали его фиксационными ремнями, после чего методист имел возможность спокойно разрабатывать ему каждую руку и ногу в отдельности. Но спокойно ли..? Дети-спастики кричали от боли, когда их, зачастую согнутых в три погибели, распластывали на доске и выпрямляли им сухожилия. Для них это было нелегким испытанием. Доску в случае необходимости методист мог поставить вертикально. Таким образом, неходячих детей учили привыкать к положению стоя. Галина Валентиновна и ее сменщица Эмма Дмитриевна, правда, ни разу не проделывали со мной и с другими тяжелыми ребятами подобной экзекуции. Нас растягивали, так сказать, вручную. Потом меня брали на ЛФК реже и реже, а скоро методистка совсем позабыла о моем существовании. Все-таки в конце концов и я изведал, что такое "Прокрустово ложе". Но об этом расскажу позднее.
Обычную укладку нам проводили уже медсестры ежедневно на время "тихого часа" и вечером перед сном. На верхнюю часть туловища одевался мягкий пояс наподобие детского лифчика с лямками, которые затем привязывались к спинке и бортикам кровати. Точно также нам фиксировали в правильном положении руки и ноги. Это называлось лечение положением. Растянутые спазмированные мышцы очень скоро начинали нестерпимо болеть. Поэтому мало кто из неходячих мог выдержать укладку больше получаса. После десяти вечера, едва только медсестры и методистки расходились по домам, как изо всех палат слышались жалобные крики: "Тетя Аня-а-а, тетя Аня-а!!! Скорее развяжите!!!"
"Ребятки, погодите немножко! Я сперва пойду девочек развяжу, а после к вам приду," - отвечала из коридора только что заступившая на дежурство ночная нянечка тетя Аня. Каким счастьем было освободиться от ненавистных фиксаторов, удобно лечь на постели и уснуть! Мой сосед по палате Юра Винин, чтобы ему, наконец-то, дали выспаться, порвал и съел инструкцию по укладке, которая висела в изголовье кровати. Однако на ее месте на следующий день прикрепили другую - уже не на бумаге, а на плотном кусочке картона. Когда тетя Аня запаздывала, я предпринимал отчаянные попытки выбраться из пояса. Порой мне было достаточно вытащить из ремешков правую руку и распутать те узлы, которые послабее, чтобы пояс перестал стеснять мои движения. Но если у меня это хотя бы изредка получалось, то у других нет.
![]() |
![]() |