Обь, некогда полноводная красавица, теперь мучима постоянными регулировками уровня воды со стороны разрушающейся Обьгэс: она униженно жмется к неуютным своим оголившимся по весне пролысинам или вдруг, словно желая отомстить неким притеснителям, затопляет шквалом дачные поселки правящей элиты, мирно плескаясь в подземных их гаражах, превращая обширные дачные участки в заливные луга.

На берегу этого без вины виноватого «Обского моря», как громко именуют его сибиряки, недалеко от деревни Красный яр и укрепились четыре наши палатки. К сосне, одиноко раскинувшей свои ветки, прикрепили икону Спасителя, натащили дров - и лагерь готов. Одиннадцать взрослых, среди которых мой муж - православный священник и двенадцатая - наша полуторагодовалая дочка Маринка. Ей, вместе со всеми предстоит спать в спальном мешке, купаться в Оби и есть пищу, сваренную вкрутую на костре. Только походы в деревню для нее заказаны. Пока молодежь, разделясь на отряды, во главе с моим отцом Андреем, будет добывать нужные сведения, мы с Маринкой сварим для всех обед, погуляем по бережку и полюбуемся на местных коней, коровок и баранов. Так выглядит эта историческая экспедиция. Теперь для всех нас самое важное - выяснить печальную быль и небыль храма, высившегося некогда над селом и затопленного водохранилищем в конце пятидесятых годов.

На том месте теперь - остров 25 метров в длину и всего 5-8 - в ширину, сохранившийся только благодаря храмовому фундаменту. Остров начинается с алтарной стены храма, рассекающей шумные волны. Крутой берег усыпан голышами идеально круглыми, ярко рыжего цвета - это старинные «царские» кирпичи, обработанные мастерски обской водой. До сих пор здесь находят древние медные складни и нательные крестики. Среди трав, затеряны две могилы священнослужителей, в недрах острова скрыт нетронутый церковный подвал, куда спрятали впопыхах церковную утварь, да так и бросили. Где-то здесь погребена память о молодом священнике, расстрелянном без жалости к его шести сиротам - детишкам. Только фамилия его сохранилась - Акципетров, да неясные сведения о том, что «он-де не местный был, - умный, да вежливый, ажно из самого Петербурга приехавший». Он нашел здесь свою вечную родину, среди шири и выси сибирской. Чада его неведомо где теперь разбросаны, никто об их участи не знает... На небесах встретятся.

Удалось выяснить, как выглядел этот храм, посвященный охраннику рубежей земли Русской - святому Александру Невскому, кто в нем служил и пел; записали терпкие и горькие слова «божественных» бабушек, как именуют односельчане девяностолетних старушек, певших некогда в храме. Нарисовали план-схему трехпрестольного храмового фундамента . Нашлась в школьном музее даже храмовая печать и иконы с алтаря. И еще кое-что. Сблизились и сдружились накрепко незнакомые ранее участники экспедиции, привязались друг к другу и к вере православной. Молились каждое утро и вечер, равняясь в неподвижности своей на стоящие рядом сосны. Дивились тогда на нас проплывавшие мимо рыбаки, и слетались на нашу молитву во множестве - птицы.

Когда же мы очутились, наконец, на узком остове храма, как будто плывущем посреди воды, то почему-то умолкли. И не одной мне показалось: здесь, сейчас, запоют, только не русалки, а небесный клирос - ангельские голоса. Запоют что-нибудь простое: «Господи помилуй» или «Отче наш», и тогда все нетронутые травы поклонятся и выпрямятся, не подчиняясь отныне свистящему ветру, и будут подпевать тихонько, шелестя и вздрагивая. И не будет конца этой дивной литургии, и не было ей начала…

Приплыли мы на берег грустные той светлой грустью, которая, бывает, подступит в храме, и уйдет, оставив чувство радости от того, что был в гостях у Самого Бога, сотворившего небо и землю.

А ночью, когда с нависших берегов шлепаются, подкошенные прибывшей волной, лепешки берега с дерном и рваными корнями деревьев, когда кто-то невидимый копается в прибрежном песке ласковыми пальчиками, перебирая без конца галечные кругляши, и поет тоскливо одинокая птица, кутаясь в куртки, мы смотрели на ставший таким близким, остров, вырастающий в бликах нашего костра. И хотелось невольно осенить себя знамением креста Господня.

…В последний день нашей экспедиции мы, вместе со смиренными монахами, выбравшими себе этот удел сибирского края, воздвигли деревянный крест над плачущими стенами этого, принимающего волны, алтаря: простой, сосновый, облитый золотом олифленного солнца… Время не властно над святостью, и здесь - храм, хоть и поросший вольной травой, - место для сокровенной молитвы и высоких мыслей. А сельчане, в чьих голубеющих окнах издали будет виден крест вспомнят о вечном, я верю в это.

Так выглядел обезглавленный храм, превращенный в школу в пятидесятых годах до затопления.

С крестным ходом пришли к морю. Сейчас на лодку - и к острову, устанавливать то, что ему и так принадлежит.

Крест на острове простой, деревянный, облитый золотом олифленного солнца.