Na glavnujuV katalogL.Podistova o sebeNapisat' otzyve-mail Литературный фонд журнала "Фома"  

 

  Лариса ПОДИСТОВА
   
  ДО КОЖИЦЫ, СНИМАЕМОЙ С ЛАДОНЕЙ...
   
  О стихах Бориса РОМАНЦЕВА

 

Когда я впервые увидела эти стихи, мне показалось, что их написал слепой. У человека, завороженного красками и бликами зримого мира, не может быть такой мучительной, напряженной внутренней сосредоточенности, такого беспощадного внимания к малейшим движениям души. И это ощущение обступившей со всех сторон темноты одновременно со страстной надеждой когда-нибудь увидеть свет… Потом, уже вчитавшись, я решила, что автор, наверное - монах, потому что, только ведя сокровенную жизнь в ограниченном пространстве, можно понять и написать такое:


Причастного Сущему
Похоронить не сразу
Сокровенно живущего
И многообразно
Кому значимо жить
За все быть в ответе
Ничто не сгубить
Но все обессмертить.

Оказалось, не слепой и не монах, а сельский священник, батюшка…

Поначалу привлекают внимание непривычная форма стихотворений, практически полное отстутствие в них знаков препинания, явные и скрытые цитаты из Священного Писания, эпиграфы из Псалтыри. Когда погружаешься в звучание этих стихов, подмечаешь заодно удивительную ритмичность и музыкальность. Так что уже не удивляешься, узнав, что Борис Романцев - в прошлом выпускник Гнесинки.

Говорить о стихах отца Бориса только с позиции филолога, наверное, бессмысленно. Можно показать их своеобразие на фоне современной «экспериментальной» поэзии, проследить классические традиции, отметить особый выразительный язык, покопаться в стилистике, выясняя, как удается автору создать ощущение такой мощи в рамках столь короткой формы… Но при таком узко-специальном подходе легко упустить главное - смысл появления этих стихов для автора, смысл их существования вообще.

Про такую поэзию вряд ли скажешь, что она «доставляет эстетическое наслаждение», потому что она родилась не от удовольствия и не для эстетики, как не для услаждения слуха современников пел Давид: «Яко беззаконие мое аз знаю, и грех мой предо мною есть выну»...

Как и псалмы древнего певца, эти строчки порождены болью и скорбью, и выпевание, выстанывание вслух родственно им гораздо больше, чем декламация или чтение «глазами». Если в Давидовых псалмах часто звучит жалоба на гонения и несправедливость врагов, то стихи Бориса Романцева - плач о человеческом недостоинстве, который наверняка может показаться странным миру, приученному к мысли, что человек должен звучать гордо. Но в них же - проблеск надежды на обретение достоинства истинного. Только между собой мы можем гордиться умом, образованием, талантами или достатком, а на той страшной, но единственно возвышающей дух вертикали, о которой поют и плачут эти стихи, нет ничего наносного, а есть только Бог и нагая человеческая душа.

«Душа обязана трудиться», - когда-то заучивали мы, но никто не мог ответить внятно, зачем и ради чего она должна это делать. В каждом стихотворении Бориса Романцева - мучительный труд птенца, пробивающего жесткую скорлупу в стремлении наконец выбраться наружу и увидеть солнце. Сколько бы нам ни было лет, остается в нас что-то, не дающее душе родиться по-настоящему: для настоящей любви, для обретения настоящего смысла, для бессмертия - всего того, ради чего Бог и создал человека по образу и подобию Своему. Так что каждый стих этого сборника - капля невидимого миру душевного пота. И капля невидимой крови сердца, отягченного виной - за то, что всем нам в жизни «легче креститься, чем распинаться». И слеза неизреченной радости, потому что «у Бога живы все и все гробы пусты», а значит, за смертью последует светлое воскресение. Главное - сделать свой выбор и быть ему верным, ведь истина-то проста:


Каяться ли искреннее
Грешить ли откровеннее.

Правда, идти к этой простоте нам суждено всю жизнь. И, может статься, на самом краю, когда уже ничего не изменишь, вдруг в отчаянии осознать, как много времени было растрачено в погонях за миражами, которые казались нам такими важными и значимыми, но теперь будут утрачены вместе с бренной земной оболочкой, а следовательно, и нужны были только телу, а не душе. И если первая часть сборника - это переживание крестной муки Христа, то вторая - плач о человеческой жизни и смерти:


Где же встать есть место
                       выжившему
Когда кругом одни лишь бездны
Чернотою выжженною
Загробной неизвестности
И еще милей
         та станет сторона
Куда уже не быть вернувшимся
Заслонена зеница ужасом
Из-за зрачка 
         слезою навернувшейся:
Не вернуться никогда
Страданий будничностью 
Жизнь прошла.

Жизнь как страдание и пытка, покаяние и крестный путь - эти образы пугающи и тягостны для современного сознания. Мы окружаем себя комфортом снаружи и старательно бережем свою душу от потрясений. Сильная душевная боль причиняет нам муки, от которых мы стараемся любой ценой избавиться, а тут человек сознательно, раз за разом, бередит сердечные раны. Помилуйте, да зачем же? Ради какой такой «надмирной надежды»? Что за безумие? Но как раз безумие видится автору сборника в другом:


С любовью к ближнему и искреннему
Не подпуская ближе
Расстоянья выстрела
И не отпуская дальше выстраданного
Как же не сойти с ума
Оставаясь для себя подсудными
Глаз друг с друга
              не сводя
И не смилостивившись
              за прицелами орудий
                                         и не пощадя.

Высокие, трагические стихи о жизни и смерти рождаются из происходящих вокруг событий, а не являются плодом интеллектуальных рассуждений. Читаешь:


Смерть сумела все-таки разнять
Записываю в синодик мать
Под день Господень…

И остро сознаешь, что сама жизнь то и дело подталкивает каждого из нас к пониманию связи земного и небесного, видимого и невидимого. Так почему же мы так часто оказываемся слепы и глухи к ее урокам?

Третья часть сборника открывается необычайно красивыми строками древнего псалма: «Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря?..» В этом вопросе заключена страстная надежда человека на милость Божию, на возможность спасения и вера в то, что жизнь духа, в отличие от жизни тела, бесконечна. Только начинать ее обязательно нужно сейчас, на земле, чтобы не оказалось, что «при умираньи - толкотня, при воскресеньи - никого», и всегда помнить:


В наслажденьи - равенство себе,
В злостраданьи - токмо Богу
На кресте.

Ведь как бы мы ни успокаивали себя, в глубине души каждый наверняка знает: дорого душе достаются эти крылья зари, и нет другого пути в бессмертие...

Стихи Бориса Романцева, несмотря на их мучительность, говорят о самом главном и светлом - о любви, той самой, которая, по словам апостола Павла, «не престает» и «не ищет своего». О том, что невозможно, не поступаясь гордостью, любить ни ближнего, ни Господа. О том, что только отдавая - приобретешь, только жертвуя собой - спасешься, только смиряясь - вернешь себе подобие Божие. Вечные, давно всем известные истины. Вот только многие ли из нас смогли бы жить так:


Помолиться  -  затвориться
В клети
А хлеб съести
           выходить и поделиться
И такоже до смерти
Доколе сердцу биться
И не замотарети
И до кожицы, снимаемой с ладоней
Чем брать -
           блаженней отдавать
Блаженнее и соизвольнее
Тысячекрат...?

 



©
Лариса Подистова (Mayra)
©
Фома-центр, 2003


Все материалы, размещенные на данном сайте, защищены законом РФ об авторском праве. Использование фотографий, рисунков, текстов или их фрагментов без письменного согласия администраторов и авторов запрещено.

Hosted by uCoz