-10-

ПИСЬМО В ВЕЧНОСТЬ

 

Оксанка, привет.

Наконец, имею возможность высказать свои чувства к тебе. При твоей жизни я сделать этого не могла, ведь христианам не пристало хвалить друг друга в глаза. Хотя мы уже были знакомы заочно, и кое-что о твоей жизни мне было заранее известно, но все-таки реальная встреча превзошла ожидания. Слишком много схожего в нас самих и в наших судьбах. Только вот как же так? Моя жизнь налаживается, пускает корни, а твоя - трещит по всем швам. Так захотелось приласкать, защитить тебя. Ты так много и искренне говорила о себе с самой первой встречи, что это даже вызывало недоумение, и лишь потом становилось ясно, что если ты не будешь этого делать, а будешь держать все в себе, то можешь просто не выдержать. Надо выговариваться, выкладывать эту тяжесть наружу, чтобы не давила так сильно. Я со своим максимализмом обычно долго приглядываюсь к людям, прежде чем принять к себе в сердце, а тебя приняла сразу целиком, "со всеми потрохами". Крест твой виделся мне действительно огроменным и тяжеленным. Но несла ты его без какого либо удивления, что нести надо именно тебе.

Некоторые вещи просто потрясали. Прихожу как-то к тебе после возвращения из роддома с Вовиком. Ты сидишь с ним на кровати и кормишь его одной грудью. А другой груди просто нет. К тому времени тебе ее уже отоперировали. "Ого, - подумала я, - бывает, что и двумя не хотят вскармливать, а тут одной кормят, и ничего, кушает." А Марфа - это вообще разговор отдельный. Когда она впервые впорхнула к нам в храм, а это было на Рождество, было ощущение, что это какой-то оживший солнечный зайчик. Столько тепла из нее лилось, и совершенно не было той печати печали и обреченности, которую часто несут на себе дети-инвалиды. Да, в верующей семье и инвалид - не инвалид, а создание Божие, душа бессмертная.

А что касается твоей инвалидности...Ты знаешь, я об этом даже забывала. Настолько твой насыщенный, на износ, образ жизни исключал все мысли о болезни. Никогда не видела тебя степенно идущей. Все носилась, как беговая лошадка. И вот, на фоне этой беготни начала похрипывать. Но все не до себя, естественно. Муж, дети - все понятно. Болеть некогда, и думать о болезни тоже. Когда выяснилось, что это метастазы, ты так искренне удивилась: "Надо же. А я думала, что никогда к этому уже не вернусь"...

На Вербное по дороге в храм нагоняем: Виктор с мальчиками вперед ушли, а вы с Марфушкой сзади еле идете. И слезы у тебя текут так беззвучно, так сильно текут. "На химию больше не пойду - лучше умру дома".

На Светлой собрались в Питер. В поезде ты все переживала, что кашлем будешь будить пассажиров. На Смоленском кладбище оказались часа за три до литургии. Зябко. Померзли. Почитали надписи на могилах. "Вот бы здесь быть похороненной, но все места, к сожалению, уже заняты". Причастились. Пошли в часовню...Один молебен, другой, следующий. Время остановилось, уйти просто невозможно. Чувствовалось, что важнее в жизни ничего не было. Сейчас, здесь решается судьба любимейшего человека, судьба его семьи... Перекусили между уже полюбившихся склепов. "Я, пожалуй, тоже бы хотела быть тут захороненной. Кажется, мы обрели свою историческую родину." Еле ушли. Хотелось еще в Иоанновский монастырь и в Лавру. Быстрым шагом идем по платформе к поезду. "Слушай, я совсем перестала задыхаться. Дышу как в детстве. И это при такой быстрой ходьбе." Еще бы, со столькими святыми сегодня общались.

На лето семейный совет постановил отправить тебя с детьми на дачу к маме. Я приволокла тебе свои летние вещи:

- На, носи! Я все равно этим летом беременная.

- А ты не боишься заразиться?

- Нет, не боюсь.

Ты так хорошо мне улыбнулась, что не боюсь. Мы прощались до сентября. Сколько разных планов касательно детей. А потом пошли тревожные сообщения. Ты все слабеешь и слабеешь. Поехал муж, потом Нинка. А мы как раз жили в вашей квартире и принимали все эти известия. "Утром плохо, днем еще хуже, вечером совсем...Обезболивание не дают, говорят, что полис московский. У нее глаза, как на схватках. Только схватки рано или поздно кончаются, а тут конца-края этому не видать."

За три дня до смерти родственникам все же удалось договориться с хосписом. Ночью на Владимирскую я проснулась на твоей кровати от страшного сна. Посмотрела на часы. Пять. Днем позвонила Нина. "Оксанка накануне причастилась, соборовалась. В пять утра проснулась и умерла."

Оксанка, ты знаешь, я до последнего не верила, что ты умрешь. Мне казалось, что ты все так правильно делала. И до последней минуты я верила в чудо. Но смерти твоей я так боялась, так противилась ей, по своему маловерию. Но ведь чудо-то состоялось. Чудо - это встреча моя с такой препростой, искренней, наивной, кроткой и мужественной твоей душой. И теперь попечение твое о муже и детях совсем другое - это твоя молитва, а здесь о них заботятся, ты не переживай. Таких друзей, как у тебя, дай Бог каждому. Я больше не размышляю на тему, почему ты все-таки ушла от всех нас. Я стараюсь верить в то, что все промыслительно, и время все расставит по своим местам. Крепко тебя обнимаю и прижимаю к своему сердцу. Молись за всех нас, кто знал и любил тебя. До встречи. Ксения.

P.s. Последней твоей зимой ты подарила мне шапку, но она мне была великовата и все время съезжала на глаза. Я, не умея трепетно относится к подаркам, решила: "Зачем лишняя вещь в доме?". Попыталась отдать ее соседке, но та меня развернула. И снится мне сон. Солнечный денек. Мы сидим на завалинке: ты, Нинка и я. И ты немым укором - в этой самой шапке. Нам отчего-то очень весело. Мимо проходит кто-то из знакомых. Ты обращаешься к нему, а он не слышит. Тогда его окликаю я - он останавливается. И нам становится ясно, что видим тебя только мы с Ниной, а другие не видят. Проснулась, подумала: "Нет. Шапочку я, пожалуй, никому не отдам. Сама носить буду".

ОЛЬГА

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ

 

Я не знала Оксану лично. Только видела в храме и слышала, что говорили о ней. "Бедная, бедная, бедная". А когда читала ее записки, то чувствовала, что она намного счастливее меня. Вот такое неуловимое и сложное понятие счастья: можно не иметь ребенка-инвалида, не болеть смертельной болезнью и при этом быть очень несчастным человеком. И наоборот.

Мы все - люди - очень зависим друг от друга. Наши поступки незаметно для нас влияют на еще чьи-то судьбы. Оксанина жизнь - это такой пример без громких слов, как можно жить, когда очень тяжело. Оксанина короткая жизнь - это движение. Путь по той самой лестнице, о которой в повести мама рассказывает детям - лестнице в небеса. На этом пути может быть разный темп и способ передвижения: кто-то бежит, кто-то карабкается, кто-то часто падает и встает с помощью других. Всякое бывает. Вот и оксанина душа прошла по этому пути и ни одного креста своего не бросила, все донесла. Как хотелось бы поблагодарить ее за мужественность и верность, за любовь к мужу и детям. Но ей нужна не благодарность, а наша молитва. Упокой, Господи, душу усопшей рабы Твоей Ксении и прости ей все прегрешения и даруй ей царствие небесное.

 

previous   To begin