Литературный фонд журнала "Фома"

Повесть Максима Яковлева "Ничего не бойся" вызвала у меня целый букет чувств. И не могу понять, чего же здесь больше - восхищения или раздражения. Язык блестящий, практически ничего не царапнуло мой взыскующий редакторский взгляд. Сюжет - интересный, притягивающий внимание, читатель скучать не будет. Смысл - вполне глубок, можно сказать, духовен. И тем не менее... Чем дальше я погружался в текст, тем сильнее становилось раздражение. И непросто вот так сходу определить его предмет.

И наконец я понял - меня коробит именно форма, в которую запрятан авторский "мессидж". Не то чтобы я, сам пишущий фантастику, требовал от автора приверженности реализму. Не то чтобы я не воспринимал литературную сказку как жанр. Но тут... ощущение такое, будто в водолазном скафандре гуляешь по Тверской... И скафандр штука полезная, и Тверская - улица хорошая... Но не сочетается как-то. Не монтируется.

Дело в том, что у Яковлева-то получилась не литературная сказка. Весь текст представляет из себя напластование элементов, выполненных в совершенно разной манере. Вот кусочек из детской сказки, а вот - из плотной реалистической прозы, а здесь - из криминального боевика. Получается этакий коллаж.

Собственно, и коллаж - вполне допустим в литературе. И не только в ней - кинематография тоже использует сей прием, когда сцены игрового кино перемежаются документальной хроникой или, к примеру, мультипликационными вставками. Другое дело, к месту ли? Годится ли этот молоток для снятия стружки?

Каждый жанр предполагает и свою логику, и свою меру условности. Читатель, погружаясь в текст, спустя какое-то время (желательно, чтобы оно было небольшим) подстраивается к заданному автором уровню условности. Подсознательно догадывается, что надо домысливать, что принимать как изначальные условия игры, а что подвергать жесткому анализу. И когда такая "подстройка" завершилась, читатель уже живет текстом, у него уже не возникает недоумения.

Здесь же, в "Ничего не бойся", я постоянно спотыкался там, где от меня, читателя, требовалось срочно изменить "подстройку". Начинается с совершенно детской, милой сказки про ворону Терминатора, ее принимаешь как должное, и не задаешься лишними вопросами, вроде того, как же папа сумел закрепить вороне сделанный из вилки протез. В сказках еще и не то бывает. И сразу после этого - идет нормальная, "взрослая" психологическая проза. Мальчик Игнат ведет себя как положено семилетнему мальчишке, гуляет с друзьями, балуется, лжет матери, стыдится своей лжи... И вдруг - все летит вверх тормашками, начинается совершенно невероятная, совершенно сказочная фантасмагория - ложь удивительным образом превращается в правду, вопреки всякой жизненной логике, вопреки всякому правдоподобию мальчик оказывается раскрученной "звездой", на него сыплются подарки, незаслуженная слава, небо сверкает алмазами... И все время ждешь, что это всего лишь сон, что он проснется, окажется лицом к лицу с суровой прозой жизни.

Ничего подобного! Фантасмагория оказывается правдой, получает "реалистическое" объяснение, хотя этот новый реализм уже ближе к мыльным сериалам, к сентиментальной детской литературе. Масштаб (по сравнению с самым началом повести) как-то мельчает. Казалось бы, все стало предсказуемее.

А вот и нет. Дальше опять текст обретает плотность, глубину, психологизм. Многие сцены точно срисованы с натуры (инцидент с учительницей Инессой, купание на озере). Но недолго музыка играла. Попеременно нас кидают в то в притчу, то в сказку, рывком поднимая уровень условности. Это когда Игнат начинает играть роль погибшего Кагорыча. Ясно же, что с точки зрения житейской логики - дело совершенно нереальное, возможное только в сказке. Только в сказке родители мальчика покорно согласятся на эту инсценировку, все окружающие спокойно, без лишних вопросов воспримут "исчезновение" ребенка, зато ни в чем не заподозрят фальшивого "Кагорыча". Но ведь вскоре настройка опять сбивается - приходит Виталька и оценивает ситуацию вполне реалистически. А где реализм - там зачем-то и чернуха. И вот уже пацана избивают взрослые подонки, принимая его за отставного полковника Егорыча. Сцена так и просится в какой-нибудь криминальный роман, коих сейчас множество. Уровень условности, однако, все равно невероятно высок - и подонки ни в чем ни разу не усомнились, и избили, по сути, нестрашно (а ведь убивать собирались, трое здоровых лбов), и чудесный спаситель появился, завалил подлецов. А потом зачем-то отпустил пострадавшего одного... разве что излишком пива это объяснить?

Но криминальный роман завершается, мы снова попадаем в святочный рассказ с короткой остановкой в психологическом реализме. Финал быстрый, неожиданный, открытый. И не то плохо, что открытый (возможно, это как раз достоинство), а что необоснован предыдущими событиями. Если девочка давно догадывалась об обмане, то почему это никак не проявилось ранее? Почему она так спокойно восприняла и поддержала игру? Нет, обоснований можно найти много - ситуация позволяет! - но в тексте-то и не намека. Оттого финал получился каким-то... скоропостижным. Речь не о духовной проблематике повести, не о логике духовного роста Игната и Арины - с этим-то все вы порядке. Плохо, что эта логика идет сама по себе, а текст (не только сюжет, но и манера изложения) сам по себе.

Вот эти постоянные прыжки восприятия, то и дело меняющийся уровень условности, столкновение разных жанровых манер (каждая со своей внутренней логикой, со своими приемами изображения) и портит повесть. Коллаж не удался. Вместо того, чтобы дополнить друг друга, разнородные элементы лишь усиливают ощущение недостоверности.

А все же повесть, вызывающая столь противоречивые чувства - это, в определенном смысле, литературная удача. Что болит - то живое. Вольно или невольно, а Яковлеву удалось задеть читателя. А я-то читатель профессиональный, меня задеть трудно. И художественные просчеты Яковлева - это ведь тоже полезный опыт. Опыт, который, возможно, никогда бы не вырос из гладкой, понятной, всех устраивающей повести.

© Виталий Каплан
© Фома-центр, 2003

Все материалы, размещенные на данном сайте, защищены законом РФ об авторском праве. Использование фотографий, рисунков, текстов или их фрагментов без письменного согласия администраторов и авторов запрещено.