Литературный фонд журнала "Фома"

Две тысячи лет назад любимый ученик Иисуса Христа, сын галлилейского рыбака Зеведея по имени Иоанн, написал эти строки, открывающие самое мистическое из Евангелий. Полнота смыслов, заложенных в это Евангелие, еще не до конца раскрыта, и один из них - это смысл прямой: в начале было слово, и «в нем была жизнь и свет человеков», которые до прихода слова вели жизнь, мало отличающуюся от животной: питались, размножались, дрались, немножко убивали своих соседей и друг друга. Жизнь духовная, поднявшая мир человека над миром животных, пришла только вместе со словом.

Мы не ставим под сомнение наличие социальных организмов - общества или государства, но почему-то не делаем следующий логический шаг: если есть организм, то он должен иметь собственную генетику. Сделав этот шаг, мы задумаемся и над тем, а что же является элементарным носителем генетической информации этих организмов? Задумавшись всего на секунду, мы сразу найдем ответ: слово. Именно оно. Первичный элемент языка. Слово. Дальнейшее построение генетики социального организма, например, общества, не составит большого труда: слово - лексика - грамматика - язык - совокупность текстов - идеология. Ген - набор генов - генетический код - хромосома - набор хромосом - геном. Добавьте язык архитектуры, язык музыки, язык живописи, язык танца, язык поэзии, и вы получите то, что обеспечивает устойчивость и самовоспроизводство общества - его генетику.

Попытаться разрушить организм общества можно физически: крылатыми ракетами, танками «Абрамс», управляемыми суббоеприпасами. Правда, это вряд ли удастся. Можно уничтожить физически половину клеток организма, но - в идеале любая клетка содержит весь геном, а значит воспроизводство всего организма вполне возможно при наличии всего одной клетки, что и происходит, например, в Чечне.

С другой стороны, можно и не прибегать к ковровым бомбардировкам, а вместо этого тихо и внешне мирно изменить генетику социального организма, а уж он сам и, главное, за свой счет, мутирует дальше туда, куда это надо заинтересованным лицам и организациям. Внедрение чужих слов, чужих ритмов, чужих моральных и поведенческих стереотипов нарушает генетику организма, прорывает его защитные барьеры. Возникает организм с нарушенной наследственностью - урод, по сути. Долго он не проживет, что собственно, и требовалось специалистам по глобальной генной инженерии. Легче всего это сделать, трансформировав язык.

Языковое уродство возникало у нас сразу после революции - все эти «продразверстки», «колхозы», «главснабпромсбыты», «жилтоварищества» и прочие «фортинбрасы при умслопогасах» были внешним проявлением генетической трансформации общества. Но все это не идет ни в какое сравнение с тем языковым уродством, которое овладело массами в период нынешнего перехода от исторического материализма к его демократически-криминальному мутанту: «крышевать», «попасть на бабки», «устроить разборку», «сбросить на пейджер». Отсюда же и неожиданное засилье слова-паразита «как бы» - виртуальное, клонированное общество не могло не вытолкнуть это слово на поверхность. Гигантский массив заимствований. Смайлики, заменяющие словесное выражение эмоций. Резкое снижение элементарной грамотности в печатных средствах массовой информации, не говоря уже об основном инструменте зомбирования - телевидении.

Однако организм общества обладает иммунитетом, защитными реакциями, определенными барьерами. Живой язык имеет способность к самовозрождению. Защитные силы организма общества концентрируются в каком-то одном человеке, и он вдруг обретает дар слова. Дар Слова. Так уже было в истории.

Стихи Василия Николаевича Романова совсем недавно появились в разделе http://zhurnal.lib.ru/w/wasilij_n_r/ журнала «Самиздат», очень важного проекта в обширной интеллектуальной империи Максима Мошкова. Приход Романова читающая публика особенно-то и не заметила: это ведь не Паоло Коэльо и не Сидней Шелдон. Обычный поэт из лесной Марийской республики, которая и находится неизвестно где: то ли на Алтае, то ли на Кавказе. Василий живет на берегах реки Илеть, несущей с востока воды в нашу же Волгу, и пишет не о страстях богатых и преуспевающих людей, не о том, как и по какому поводу они плачут. Он пишет о нашей родной, русской, российской природе, пишет нормальным русским языком, давно забытым нами, и потому его стихи кажутся небывалой экзотикой, чем-то вроде пляски зулусов у костра из пальмовых веток - а у них ведь даже сучьев нет, у пальм-то!

Василий Романов пишет о природе. Он живет в ней, он знает ее, он чувствует ее каждое мельчайшее движение, и, главное, умеет об этом рассказать. Оказывается, природа-то живая! Мы, затерянные в лабиринтах из холодных и безжизненных бетонных блоков, общающиеся больше с машинами, чем с людьми - от микроволновок до компьютеров и от телевизоров до автомобилей, - мы забываем или уже забыли, что каждый день в природе это часть ее подвижного годового цикла, что он не похож на другой, он состоит из сотен и тысяч событий, происходящих с живыми существами в мире живых существ. В этом мире, оказывается, есть солнце, есть тучи, есть ветер - и они живые, они часть жизни, они дают жизнь или способствуют ее распространению.

Матерь-солнце вяжет круг -
Одуванчиков разводья:
Закипел весенний луг
Желтоцветным половодьем.

(«На одуванчиковом лугу (май)»)

Туча огромной ладошей
Вдруг погасила закат.
Чащи зеленой порошей
Май осыпал наугад

(«Начало черемуховых холодов (май)»)

Вечор над озером пах ветер
Зимою близкой и пургой,
Сегодня ж снег в окошке светел
И подоконник пуховой.

(«Начало зимы (декабрь)»)

Бог являет людям свою красоту в природе - это вроде уже стало расхожей истиной. У каждого значительного русского писателя или поэта обязательно есть немало строк о красоте нашей природы, о ее воздействии на душу русского человека. Есть у нас и особые знатоки оттенков жизни природы средней полосы России - Аксаков, Пришвин, Сабанеев, Бианки, Паустовский, Песков, Бочарников. Василий Романов знает эти оттенки, пожалуй, так же глубоко и старается выразить их с такой же страстью и с такой же любовью, как и великие до него.

Лещ ли ширкнет плавником,
Иль хвостом ударит щука -
Загудит порожняком
Плеса дымного излука.

Прободит поток речной
Льда рыхлеющего спину
И оставит за собой
Мутной отследи пучину.

(«Ледоход (апрель)»)

Цикл «Времена года», написанный Василием Романовым, содержит около полусотни стихов: по одному на каждую неделю годового круговорота, и число этих свидетельств глубочайшей связи человека и природы растет. Героями стихов Василия являются солнце и ветер, дальние плесы и дремучие пади, стрелы быстриц, сходящиеся на перекатах, и страхобродье лесных болот. Его мир населен существами, о которых мы что-то слышали в далеком детстве, но которых не узнаем в лицо, если доведется встретиться. Этот мир населен речными ильменями и полоями, калужницами, ивовой цветью, остожьями, раменями, поветями. Их качества совсем другие, чем привычные нам. Они ключевые, крыжатые, бутые, дремуче-влажные, просветленные, гулевые, задалечные. Они - созданные природой. Они естественные - и в жизни, и в стихах.

Я не буду говорить об особенностях стихосложения, характерных для Романова. Анализ стиха чем-то схож с работой патологоанатома - все внутренности распахнуты, все на виду, все ясно и понятно, а сам стих, подвергнутый такому вскрытию, - мертв. Скажу только, что для меня поэзия Романова близка поэзии раннего Сергея Есенина, Есенина из «Радуницы», а не из «Москвы кабацкой», близка поэзии Бунина, чей «Листопад» вряд ли уже когда-либо будет превзойден, близка творчеству Пришвина, каждая строчка прозы которого наполнена самой глубокой поэзией.

Большинство поэтов, да и не только поэтов - к художникам это тоже относится, - что бы и о чем бы они ни писали, пишут о себе, любимых. Василий Романов в цикле «Времена года» избегает говорить о себе, о своих оценках, о своей судьбе. Он просто любуется окружающей его живой природой и наслаждается ее присутствием. Пожалуй, лишь однажды его собственное присутствие прямо обозначено в стихе из цикла:

Будто бы босые ноги
В яре куски корневищ
Тихо молюсь за того я
Кто, как и я, духом нищ.

.( «Начало черемуховых холодов (май)»)

Здесь надо вернуться к Евангелию, к трактовке одной из заповедей блаженства: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5,3). Заповедь сама по себе неоднозначна. Мне ближе всего понимание ее, предложенное Львом Толстым. «Нищий духом» в заповеди не означает растерявший духовность, низкий или бездуховный. Наоборот. Только отрекшись от всего, что связывает с земным, только нищий в полном смысле этого слова, может обрести глубины духа, недоступные тем, кто по рукам и ногам связан заботами о благах земных. Поэзия Василия Романова для тех, кто не имеет других земных богатств, кроме богатства и красоты родной природы. Она для нас - преданных Горбачевым, пропитых Ельциным, ограбленных олигархами. За нас молится Василий Романов в своей лесной заволжской глуши. Эта молитва - святая.

Отдельно о языке поэзии Романова. Язык его стихов богат, чист и животворен. Он содержит слова русские, но вряд ли понятные современному городскому жителю, даже образованному.

Для таких людей Василий опубликовал «Толковник редких слов». Этот «Толковник» можно просто читать, ощущая во рту каждое слово, как конфетку. Анева. Батружье. Вехотка. Глушица…

Есть ли проблемы у поэзии Василия Романова? Конечно есть. Они - общие для большинства нас, пишущих. Не хватает литературного образования. Не хватает умных, знающих и готовых придти на помощь редакторов. Не хватает здоровой критики. Отсюда - рыхлость композиции некоторых стихов, неточность словоупотребления, необоснованные перебои ритма, слабые, иногда очень слабые рифмы. Все это - внешне, все это легко устранимо, тем более, что Василий достаточно молод, очень легко впитывает знания и восприимчив к критике. Это последнее для большинства поэтов - очень тонких, ранимых существ с больным самолюбием и гигантским самомнением - редкость.

Все, о чем я говорил выше, относится к стихотворному циклу Василия Романова «Времена года», который наиболее близок мне, тоже родившемуся и выросшему в лесной глуши в местах, очень похожих на описываемые Романовым. Но у него еще есть «Лесные сказы», поэмы «Осенняя коробейка» и «Рога волшебного оленя», «Сказ о мече-кладенце», «Сказ об Алексее-царевиче» и много-много чего еще.

«В начале было Слово…». Оно есть и сейчас, наше русское, подлинное, животворящее слово. Пока оно живо, будет жить и Россия. Один из хранителей этого слова - Василий Николаевич Романов из лесного Заволжья, земли Мари-Эл, земли богатырей, земли пэрке. От всей души желаю Василию счастливой личной и творческой судьбы, понимающих читателей и разумных критиков.

Россия будет жить!

© Николай Чуксин (Нико)
© Фома-центр, 2003

Все материалы, размещенные на данном сайте, защищены законом РФ об авторском праве. Использование фотографий, рисунков, текстов или их фрагментов без письменного согласия администраторов и авторов запрещено.